Брежневу-110.
Dec. 20th, 2016 12:41 amС его именем неразрывно связана застойная эпоха, которая стала высшей точкой развития советской цивилизации. Именно по ней ностальгируют миллионы, именно ней как с эталоном сравнивают и наши времена, причём зачастую с убийственным них (нынешних времён) выводом. Именно в это время наконец от жителя перестали требовать сверхусилий каждый день и наконец дали пожить для самого себя.
Да, в перспективе это оказалось фатальной ошибкой, сильные послезнанием мы понимаем, что в гонке уровня жизни и потребления СССР был обречён совершенно без вариантов.
Увы, этот напрочь лишённый властолюбия и диктаторских замашек человек, действуя из самых лучших побуждений, перевёл стрелки на как оказалось тупиковый путь и оставил сменщикам практически безнадёжную ситуацию стране, с которой могла бы справиться только титаническая фигура вроде первых большевиков, которых уже взять было неоткуда.
Лучше не скажешь
Они оставили очень слабых, недостойных и «перемаринованных» на третьих ролях наследников, которым не смогли объяснить, что шикарную (хотя, какой уж у них в домах там был особенный шик) по советским меркам квартиру директор должен въезжать, после того как завод построен, а не до. Что в «элитный» санаторий нужно ехать из-за настояния врачей и после второго инфаркта, а не каждый год по два раза. Впрочем, не просто не смогли: они так и не считали, «дети должны жить лучше нас», не правда ли? А кем и какими будут эти «дети», это ведь слишком сложный вопрос. Да и почему они должны быть хуже? «Разве их плохому учили»? Этакий гуманистический оптимизм в отношении
...
Им приходилось с малолетства отвечать по самой строгой мерке. – Они ввели порядок, при котором человек до 40-ка считался «молодым специалистом», часто без карьерных перспектив, зато с правом на некоторое шалопайство. (Разве это не мечта современного человека, молодость до сорока? Круче только молодость до пенсии.)
Им довелось жить в условиях глубокой имущественной дифференциации (мало кто задумывается от том, насколько далеко было сталинское общество от «уравниловки»). – Они построили общество, где каждому полагалось 120-300 руб. и надеясь, что это приведёт к тому, что лишённый страха перед нищетой и голодом и не стремящийся к невозможной роскоши человек будет трудится не за страх, а за совесть.
Они помнили, сколько сил требовалось в полуголодное время на поддержание имперского блеска позднего сталинизма, от золотого шитья мундиров до пышной архитектуры «высоток». – Они породили нарочито неказистый утилитарный стиль пятиэтажек и мебели из ДСП. Так старик надевает с костюмом войлочные «прощай молодость», ибо «ноги должны быть в тепле, а баловство нам ни к чему».
Им приходилось начинать в условиях жесточайшей конкуренции, где на кону была не карьера, а жизнь. – Они создали мир, где карьерист становился фигурой смешной и жалокой: работать за троих, интриговать, жениться по расчёту, лизоблюдствовать, что бы в результате не получить ни настоящей власти, ни громкой славы, ни больших денег.
Их жизнь не раз висела на волоске. – Они, кажется, так и не поняли, что люди не пережившие этого ада, просто не могут так же как они ценить возможность просто жить, ходить на работу, растить детей. Они не поняли и не приняли в серьёз запросы последующих поколений.
Они работали под прессом строжайшей личной ответственности. – И создали систему сложного распределения полномочий, коллегиальной ответственности, когда появление проблемы часто приводило к созданию комиссии под руководством того, кто был виновен в возникновении этой проблемы.
Послевоенное время – это трудные задачи, жесткие сроки, изматывающий ритм. – Всё больше становилось сфер деятельности, где казалось, что одно из основных прав советского человека посидеть четверть часика, отдышаться, употребить валидолу.
Главное не нервничать, словно было написано над страной. Только в этот период мог стать общеупотребительной практикой сокрытие до последнего страшных диагнозов.
Они выросли в эпоху, самый воздух которой был насыщен культом героев. – Когда пришло их время, пропаганда перестала поднимать на щит тех, кто мог укорить, обжечь своим совершенством «честного труженика», мирного обывателя.
Всё это по отдельности не было так уж опасно и тем паче не было чем-то необоснованным, «вредительским». Историческая усталость – штука, с которой приходиться считаться. И навешивая ярлычки типа «разложение», «обуржуазивание», вряд ли что-то можно объяснить. В конце концов, я не верю во всеобщую перманентную мобилизацию, в нескончаемый порыв и в прочие мечты «юношей бледных со взором горящим».
Беда в другом, в том, что «элита в первом поколении» оказалась просто не в курсе того, что знает всякий, за кем стоит хоть какая-нибудь традиция: мир как не-война не является самостоятельной ценностью, это пустота, вакуум, который надлежит насытить новыми смыслами, целями, идеалами. И просто «честным трудом», «мирным небом над головой» и лояльностью эту пустоту не заполнить….

Да, в перспективе это оказалось фатальной ошибкой, сильные послезнанием мы понимаем, что в гонке уровня жизни и потребления СССР был обречён совершенно без вариантов.
Увы, этот напрочь лишённый властолюбия и диктаторских замашек человек, действуя из самых лучших побуждений, перевёл стрелки на как оказалось тупиковый путь и оставил сменщикам практически безнадёжную ситуацию стране, с которой могла бы справиться только титаническая фигура вроде первых большевиков, которых уже взять было неоткуда.
Лучше не скажешь
Они оставили очень слабых, недостойных и «перемаринованных» на третьих ролях наследников, которым не смогли объяснить, что шикарную (хотя, какой уж у них в домах там был особенный шик) по советским меркам квартиру директор должен въезжать, после того как завод построен, а не до. Что в «элитный» санаторий нужно ехать из-за настояния врачей и после второго инфаркта, а не каждый год по два раза. Впрочем, не просто не смогли: они так и не считали, «дети должны жить лучше нас», не правда ли? А кем и какими будут эти «дети», это ведь слишком сложный вопрос. Да и почему они должны быть хуже? «Разве их плохому учили»? Этакий гуманистический оптимизм в отношении
...
Им приходилось с малолетства отвечать по самой строгой мерке. – Они ввели порядок, при котором человек до 40-ка считался «молодым специалистом», часто без карьерных перспектив, зато с правом на некоторое шалопайство. (Разве это не мечта современного человека, молодость до сорока? Круче только молодость до пенсии.)
Им довелось жить в условиях глубокой имущественной дифференциации (мало кто задумывается от том, насколько далеко было сталинское общество от «уравниловки»). – Они построили общество, где каждому полагалось 120-300 руб. и надеясь, что это приведёт к тому, что лишённый страха перед нищетой и голодом и не стремящийся к невозможной роскоши человек будет трудится не за страх, а за совесть.
Они помнили, сколько сил требовалось в полуголодное время на поддержание имперского блеска позднего сталинизма, от золотого шитья мундиров до пышной архитектуры «высоток». – Они породили нарочито неказистый утилитарный стиль пятиэтажек и мебели из ДСП. Так старик надевает с костюмом войлочные «прощай молодость», ибо «ноги должны быть в тепле, а баловство нам ни к чему».
Им приходилось начинать в условиях жесточайшей конкуренции, где на кону была не карьера, а жизнь. – Они создали мир, где карьерист становился фигурой смешной и жалокой: работать за троих, интриговать, жениться по расчёту, лизоблюдствовать, что бы в результате не получить ни настоящей власти, ни громкой славы, ни больших денег.
Их жизнь не раз висела на волоске. – Они, кажется, так и не поняли, что люди не пережившие этого ада, просто не могут так же как они ценить возможность просто жить, ходить на работу, растить детей. Они не поняли и не приняли в серьёз запросы последующих поколений.
Они работали под прессом строжайшей личной ответственности. – И создали систему сложного распределения полномочий, коллегиальной ответственности, когда появление проблемы часто приводило к созданию комиссии под руководством того, кто был виновен в возникновении этой проблемы.
Послевоенное время – это трудные задачи, жесткие сроки, изматывающий ритм. – Всё больше становилось сфер деятельности, где казалось, что одно из основных прав советского человека посидеть четверть часика, отдышаться, употребить валидолу.
Главное не нервничать, словно было написано над страной. Только в этот период мог стать общеупотребительной практикой сокрытие до последнего страшных диагнозов.
Они выросли в эпоху, самый воздух которой был насыщен культом героев. – Когда пришло их время, пропаганда перестала поднимать на щит тех, кто мог укорить, обжечь своим совершенством «честного труженика», мирного обывателя.
Всё это по отдельности не было так уж опасно и тем паче не было чем-то необоснованным, «вредительским». Историческая усталость – штука, с которой приходиться считаться. И навешивая ярлычки типа «разложение», «обуржуазивание», вряд ли что-то можно объяснить. В конце концов, я не верю во всеобщую перманентную мобилизацию, в нескончаемый порыв и в прочие мечты «юношей бледных со взором горящим».
Беда в другом, в том, что «элита в первом поколении» оказалась просто не в курсе того, что знает всякий, за кем стоит хоть какая-нибудь традиция: мир как не-война не является самостоятельной ценностью, это пустота, вакуум, который надлежит насытить новыми смыслами, целями, идеалами. И просто «честным трудом», «мирным небом над головой» и лояльностью эту пустоту не заполнить….
