Истории из Океании- 12

Или о второй загадке острова Пасхи.
(последнему месяцу зимы посвящается)

Сразу о второй, потому что первая довольно известна, активно рекламируется и привлекает к себе массу внимания и спекуляций . Точнее сами статуи- уже давно не тайна, процесс их производства исследован и реконструирован в поле. Вот вопрос "нафига оно сдалось?"- до сих пор открыт.
А о второй загадке знают гораздо меньше. Кроме того в её раскрытии активно засветились соотечественники.

кохау ронго-ронго ака «говорящие дощечки».

Первая из них была найдена совершенно случайно. Таитянскому епископу Тепано Жоссану, в епархию которого входил остров Рапануи, один из первых миссионеров на острове Пасхи, отец Гаспар Иумбон, в 1868 году сделал подарок. Это был пояс, сплетенный из волос верующих и обернутый вокруг Куска дерева. Его, в хвою очередь, подарили миссионеру островитяне. Но этот кусок дерева заинтересовал епископа намного больше, чем волосы его паствы. Дело в том, что он сверху донизу был исписан какими-то знаками. Жоссан внимательно изучил их и понял, что это довольно пространная иероглифическая надпись. Прикол был в том, что в Океании и даже на континентах, соседствующих с южной частью Тихого океана – в Южной Америке и в Австралии, ее никогда не существовало?
Тепано Жоссан был не только отцом церкви. Он глубоко и серьезно интересовался историей и культурой Полинезии. Не имея специального этнографического образования, он в то же время стремился собрать и описать все, по его мнению, достойное внимания в полинезийской культуре. Но тут таитянский епископ впервые столкнулся с вопросом, который никто до него не изучал. Он понял, что открыл новую, до сих пор неизвестную науке письменность. Более того, первую письменность, которая была (и будет) открыта в Полинезии. Естественно, что ему захотелось узнать о ней побольше, но для этого нужны были другие таблички. Преемником Гаспара Иумбона на Рапануи стад отец Рассел. Епископ попросил достать ему несколько «говорящих дощечек». Миссионер с помощью своих доверенных лиц приобрел еще пять кохау, причем в лучшей сохранности, чем та дощечка, которую ранее подарили Иумбону.
Теперь можно было составить ясное представление, как выглядят рапануйские кохау ронго-ронго. Размеры первой кохау – 43х16 сантиметров. Она, так же как и все остальные дощечки, с обеих сторон исписана знаками. Всего их насчитали тысячу сто тридцать пять, вырезанных на дереве зубом акулы или другого морского хищника. Причем линии были выведены с необыкновенной точностью. Графические способности рапануйских писарей просто удивительны. Часто попадается на дощечках символ морской ласточки. Рядом с изображением этой самой «священной» птицы на Рапануи можно различить знаки рыб, морских моллюсков, цветов, звезд, полумесяца.
Однако знак рыбы и слово «рыба» неоднозначны. Поэтому понять смысл письменности рапануйцев не так-то просто. С того самого дня, когда епископ Таити и апостольский викарий Океании Тепано Жоссан увидел первую кохау ронго-ронго, ученые и дилетанты всего мира стараются расшифровать странную письменность самого изолированного полинезийского острова. Но работа не завершена до сих пор (точнее есть ряд сообщений о её завершении, но каждая расшифровка категорически опровергает другие, подробнее- в конце).

Первым, кто решил раскусить этот орешек, был сам епископ. В то время на Таити жило несколько сотен рапануйцев. Их привез сюда плантатор Брандер, который имел землю на острове Пасхи, но главные владения его были на Таити. Тепано Жоссан начал искать себе помощников среди сельскохозяйственных рабочих Брандера. Один из них, Меторо, заявил, что умеет читать кохау ронго-ронго. С ним епископ и начал опыт, который вошел затем в историю океанистики. Они уселись за столом: епископ – с одной, а молодой островитянин с табличкой в руке – с другой стороны. Жоссану показалось, что Меторо с трудом ориентируется в тексте. Наконец островитянин крепко сжал табличку в руке и стал не читать, а... петь! Первую строку он спел слева направо, а следующую – справа налево! В таком же духе продолжал Меторо петь дальше. Эта необычная система записи и прочтения текста в специальной литературе получила название бустрофедон.
Уже это первое открытие Жоссана было весьма интересным. Но дальше, к сожалению, епископ столкнулся со значительными трудностями. Сперва создалось впечатление, что Меторо понимает весь текст, который, как полагал Жоссан, являлся религиозным гимном. Но когда он попросил Меторо перевести отдельные знаки, то текст надписи оказался бессмысленным. «Гимн» в этом переводе звучал примерно так: «Это рыба, это рука, а это птица». И все же епископ опубликовал в небольшой, объемом около тридцати страниц, брошюре составленный на этом основании список рапануйских знаков. Но ни он, ни его «перевод» не помогли специалистам расшифровать тексты «говорящих дощечек».
И все же Жоссан, как и другие исследователи этой рапануйской тайны, кое-чего добились: они накопили сведения о тех, кто пользовался ронго-ронго и, что еще более важно, кто умел декламировать тексты. Рапануйцы называют их тангата ронго-ронго. Тангата ронго-ронго были писарями, а также декламаторами текстов, записанных на табличках. В круг этих мастеров допускались лишь сыновья предводителей отдельных племен острова Пасхи, в особенности древнего племени миру. Своеобразным покровителем тангата ронго-ронго был сам король – арики мау, права которого чем дальше, тем больше ограничивались культовыми обязанностями. Король в дни полнолуний собирал всех тангата ронго-ронго острова Пасхи. И раз в год приглашал декламаторов к себе в Анакену, на берег залива, куда когда-то причалил со своими спутниками предок рапануйцев Хоту Матуа. И здесь, в Анакене, у шести местных святилищ проводился ежегодный торжественный фестиваль декламаторов. Председательствовал на нем сам король. Он восседал на нескольких десятках кохау и внимательно следил за певцами-декламаторами. Каждый из соревнующихся тангата ронго-ронго должен был принести на фестиваль в Анакену одну или две таблички и четко, абсолютно правильно прочитать их текст перед собравшимися. Горе тому, кто хотя бы раз ошибался! Королю прислуживал маленький мальчик, который по приказу своего господина выводил плохого декламатора со сцены за ухо, сопровождая эти действия всяческими оскорблениями. Наказанные лишались также своего символа – с их голов снимали высокую шляпу из перьев.
Первая серьезная исследовательница ронго-ронго, работавшая на острове Пасхи, госпожа Раутледж во время своего пребывания на острове познакомилась с человеком по имени Те Хаха, который в детстве побывал на таких фестивалях, так как служил в личной дружине последнего вознесенного на королевский престол «любителя литературы» Нга Ара. Нга Ара не только устраивал фестивали и руководил ими в своей резиденции Анакене, награждая победителей и наказывая ошибающихся, но и сам с воодушевлением декламировал тексты, записанные на кохау. Это был небольшого роста, полный человек, тело которого сплошь украшала татуировка. Единственной его «одеждой» были десятки деревянных фигурок, которыми Нга Ара обвешивал грудь. Король часто совершал поездки по острову, чтобы «проинспектировать» рапануйские школы писарей и декламаторов. Преподавали там опытные тангата ронго-ронго. Они жили в одиночестве, без женщин, в особых хижинах, стоявших в отдалении от других строений. Здесь – а иногда и на вольном воздухе – тангата ронго-ронго обучали избранных юношей искусству письма и декламации. В этих школах основное внимание уделялось не самому письму, а главным образом каллиграфии, абсолютно точному воспроизведению знаков. «Первоклассники» вырезали глифы на банановых листьях. Дерево на Рапануи очень ценится, поэтому покрывать письмом деревянные дощечки имели право лишь самые лучшие ученики. Дощечки прятали, завернув в тростник, прямо здесь же, в хижинах.

Истоории из Океании -12 продолжение

Последователи таитянского епископа, которые под влиянием его брошюры стали продолжать расшифровку загадочной письменности острова Пасхи, имели в своем распоряжении не больше десятка кохау. Поэтому они искали новые дощечки. Но из-за удаленности Рапануи от цивилизованного мира до первой мировой войны сюда не удалось проникнуть ни одному специалисту. Время от времени на острове Пасхи появлялись торговые и военные корабли. На борту их иногда находились люди, которые, кроме своих прямых служебных обязанностей, тщательно изучали культуру удивительного острова. Серьезнее всего отнесся к этой задаче капитан американского военного корабля «Могиканин» Уильям Томпсон. Он договорился с Национальным музеем в Вашингтоне, что будет собирать на Рапануи современные предметы материальной культуры и составит список святилищ острова – знаменитых аху. Наряду с рапануйскими статуями его заинтересовала проблема местной письменности, о которой за несколько лет до прибытия Томпсона на Пасху сообщил таитянский епископ. И капитан стал усиленно искать новые кохау. Он предлагал за них огромные деньги. Но все его усилия сначала были тщетными. Потому что вопреки интересу, проявленному епископом к «говорящим дощечкам», новые миссионеры заставляли жителей острова Пасхи сжигать все оставшиеся таблички как «дьявольское наваждение». И все же упрямый Томпсон приобрел две, правда значительно поврежденные, дощечки. И даже нашел человека, который якобы понимал, что там написано. Это был старик по имени Уре Вае Ико. Но когда Томпсон попросил прочитать таблички, старик отказался. И так было всякий раз, когда американец предпринимал попытки уговорить его. Дело в том, что старик перешел в веру новых хозяев острова и не хотел обречь свою душу на вечные муки, прочитав таблички, которые имеют какое-то отношение к дьяволу. Однако Томпсон не отступал. Он каждый день посещал хижину Уре Вае Ико, пока однажды ему не удалось достаточно напоить старика, и когда старик опьянел, попросил, чтобы он прочитал текст табличек, найденных на острове.
Уре Вае Ико продолжал отказываться. Томпсон налил ему еще виски и выложил наконец на стол своего козырного туза:
– Так ты не хочешь читать таблички, которые вырезал дьявол, – сказал он. – Взгляни-ка тогда на это!
И капитан показал совершенные по тому времени фотокопии кохау ронго-ронго, которые он приобрел у епископа. Старик, естественно, никогда в жизни фотографий не видел. И так как они были из бумаги, а не из дерева и, кроме того, принадлежали епископу, самому большому жрецу новой веры, то старик решил, что проклятье миссионеров на «бумажную табличку» не распространяется.
Старик решился. Он стал свободно и бегло декламировать текст, репродуцированный на фотокопии. Американец, не понимавший по-рапануйски, старался как можно точнее записать перевод Соломона. И здесь Томпсону показалось, что старик декламирует текст, не глядя на табличку. Было похоже, что кохау ронго-ронго является просто неким священным мнемотехническим вспомогательным предметом. Отдельные знаки старик прочитать не смог. И все же весь текст объяснил без единой ошибки! Так что пребывание на острове Томпсона также не пролило свет на загадку ронго-ронго.
Через двадцать восемь лет после «Могиканина» в воды острова Пасхи зашло экспедиционное судно «Мана». На его борту находилась Раутледж, первый этнограф, попавший на остров Пасхи. Ей удалось многое узнать об Уре Вае Ико. Старик сам писать на дощечках не умел. Однако жил при дворе короля Нга Ара. Удивительная память Уре Вае Ико, вероятно, и была причиной того, что он свободно пересказывал содержание дощечки, хотя и не умел ее читать. Госпожа Раутледж не могла предположить, что на острове остался хотя бы один абориген, знающий ронго-ронго. Но каково было ее удивление, когда однажды в книге доходов и расходов одного из магазинов Ханга Роа она обнаружила связный текст, написанный на ронго-ронго. Естественно, что Раутледж приложила все усилия в поисках человека, который в XX веке умел писать на этом языке.
И она нашла его. Это был некий Томеника; жил он в лепрозории, недалеко от деревни. Но в тот момент, когда отважная исследовательница посетила прокаженного, тот уже был при смерти. Он умер меньше чем через две недели после первой встречи с англичанкой.
И все же умирающий сумел написать на бумаге несколько строк текста, но перевода так и не дал. Однако из рассказов его друга Капиеры госпожа Раутледж выяснила, что на Рапануи, кроме уже известной, хотя и не прочитанной письменности, существовала другая, которую Капиера и умирающий Томеника называли тау. Причем тау не была таким священным письмом, как ронго-ронго. Ею пользовались, скорее всего, для записей «служебного» характера – составления летописей, возможно, изложения статистических данных, но не религиозных текстов. Капиера подсказал исследовательнице, что писаря сокращали тексты. Поэтому их «экономное письмо» весьма затрудняло расшифровку ронго-ронго. Таитянский епископ Жоссан, американский моряк Томпсон, английская исследовательница Раутледж – все они собирали сведения о загадочной письменности острова Пасхи. А их подопечные – Меторо, Уре Вае Ико, Томеника – каждому указывали иное направление. Вот почему эти исследователи оказались абсолютно дезориентированными.
Из текстов «говорящих дощечек» ученые стремились получить сведения о древней родине и происхождении рапануйцев. Но так как в 1914 году, через две недели после первой встречи госпожи Раутледж с Томеникой, умер последний рапануец, который хоть в какой-то степени знал тайну письменности ронго-ронго, становилось все более очевидным, что «говорящие дощечки» уже никогда не заговорят.

Томеника умер. Его сыновья и внуки уже не знают письменности своих предков. И поэтому исследователи, которые до сих пор мучаются загадкой странных текстов, посещают остров Пасхи все реже. Они ищут и иногда находят, хотя, как правило, лишь внешнее, поверхностное, сходство ронго-ронго с письменностью, которая была распространена в других частях света – у шумеров, египтян, древних китайцев. Поборники этих теорий не высказывают своих взглядов открыто, но они считают, что прародину рапануйцев следует искать в Египте, Шумере, или же связывают культуру острова Пасхи с семитской.
Большинство этих теорий, которые пытались установить происхождение рапануйцев от евреев, египтян или китайцев, не нашло широкого распространения. Но однажды в рядах исследователей истории и культуры острова «взорвалась бомба». Ее подбросил, как ни странно, вовсе не специалист, а любитель, венгерский инженер Хевеши, предложивший в 1932 году Французской академии список нескольких десятков рапануйских знаков, которые были очень похожи на надписи и глифы, обнаруженные на не менее загадочных печатях древних индийских городов Мохенджодаро и Хараппа. Внешнее сходство рапануйской и хараппской письменности было действительно поразительным. Но так как расстояние между тихоокеанским островом и долиной в Индостане превышает двадцать тысяч километров да, кроме того, они и очень далеки по времени (хараппская письменность датируется третьим тысячелетием до нашей эры, когда Полинезия вообще не была заселена), из этого внешнего сходства нельзя сделать вывод о том, что предки жителей острова Пасхи пришли из Хараппской долины. Кроме того, Хевеши кое в чем ошибался. В некоторых символах ронго-ронго он разглядел изображения обезьян и даже слонов. Это еще больше укрепило его представления об индийском происхождении рапануйской письменности. Но дело не только в слонах и обезьянах. Например, для письменности острова Пасхи характерна бустрофедоновая запись. И самое главное – культура жителей древнеиндийских городов не имеет ничего общего с культурой острова Пасхи. Хараппцы жили в больших городах, а рапануйцы настоящих городов вообще не знали. Хараппцы обрабатывали металлы, а жителям Пасхи они не были известны. В хозяйстве хараппцев было много домашних животных, а рапануйцам не знакомы ни свиньи, ни собаки, ни крупный рогатый скот. Таким образом, на мой взгляд, трудно предположить, что исходным пунктом миграции аборигенов Пасхи была древняя Индия.
И в то же время, хотя сейчас уже нет в живых ни одного островитянина, который мог бы прочитать ронго-ронго, изучение «говорящих дощечек» приводит к новым и, как правило, неожиданным открытиям. Через несколько лет после венгерского инженера свои выводы опубликовал еще один одержимый и очень талантливый любитель. В 1940 году Музей антропологии и этнографии Академии наук СССР в Ленинграде посетили несколько школьников. Один из них, Борис Кудрявцев, увидел среди предметов полинезийской коллекции, которые подарил музею Н. Н. Миклухо-Маклай, две кохау ронго-ронго. Школьника так заинтересовали таблички и странные письмена, что он решил попытаться их расшифровать. Подобные мальчишеские увлечения могут показаться несерьезными, но Борис Кудрявцев оказался действительно упорным и одаренным юношей. Он привлек в помощники двух своих одноклассников – Валерия Чернушкова и Олега Китина, причем эти ребята стали называть себя «потомками Маклая». «Потомки Маклая» принялись за работу с огромным энтузиазмом. Но так как в их распоряжении не было иностранной литературы и фотокопий остальных девятнадцати табличек, они стали изучать лишь ленинградские ронго-ронго, которые из-за их формы называют «нож» и «бумеранг». Школьники выписывали знаки в том порядке, в котором они следовали друг за другом при бустрофедоновом способе письма. Когда выписки сравнили, то обнаружили удивительный факт: группы знаков на обеих кохау ронго-ронго в точности повторялись. Ребята получили копии еще двух табличек: одной – из Сантьяго, другой – из Бельгии. И тут их открытие подтвердилось. К сожалению, исследования Кудрявцева продолжались недолго. Началась война. Школьник с одним из эшелонов отправился на фронт и погиб в 1943 году. К счастью, он оставил свои скупые записи профессору Д. А. Ольдерогге, который опубликовал их после войны в одном из сборников ленинградского Музея антропологии и этнографии.

Незавершенные исследования Бориса Кудрявцева продолжили известнейшие лингвисты, такие как Бартель, Кнорозов (расшифровал иероглифы майя) и Бутинов. В 1994 незаметно прошло сообщение, что Ирине Фёдоровой после 40 лет работы удалось расшифровать тексты. Но скоро появились другие варианты перевода (С. Фишера и К. Позднякова, С.В.Рябчикова, австралийца Ж.Ги). Каждый из них категорически отрицает правильность других, выдвигая только себя как единственно правильного переводчика (Фёдорова утверждает, что Рябчиков смог прочитать только отдельные фрагменты, Рябчиков отвечает, что Фёдорова изначально базируется на неверных предпосылках, принимая правильность перевода Меторо, Фишер никак не сойдётся во взглядах с Поздняковым) Так что уверенно говорить о дешифровке текстов, несмотря на кучу вариантов прочтения, сейчас пока невозможно.