Летом 1944 года командование Белорусских фронтов под руководством Ставки Верховного Главнокомандующего провело серию дезинформационных мероприятий с целью сохранения в тайне от противника мест нанесения главного удара. Система режимных, разведывательных и контрразведывательных мер сработала настолько чётко, что даже к середине года, когда было уже почти завершено сосредоточение наших войск на белорусском направлении, в «Бюллетене оценок противника на Восточном фронте» от 13.06.1944 указывалось, что готовящиеся наступательные действия русских войск «против группы армий «Центр» имеют целью ввести в заблуждение германское командование относительно направления главного удара и оттянуть резервы из района между Карпатами и Ковелем». Соответственно в ответ на просьбу ГА «Центр» выделить ей более крупные резервы было заявлено, что «общая обстановка на востоке не допускает иной группировки сил».
УКР «Смерш» фронтов вели активную контрразведывательную и зафронтовую работу, направленную на поддержание высокой боеготовности войск, парализацию разведывательно- диверсионных акций противника, исключение раскрытия им планов командования.
О динамике борьбы с агентурой противника в этот период говорят цифры отчёта в ГКО и Генеральный штаб за мвй 1944 года: «Наибольшее количество агентов германской разведки было заброшено противником на участки 1,2 и 3го Белорусских фронтов. На Белорусских фронтах органами «Смерш» арестован 91 шпион, в том числе на 1м Белорусском 50, на 2м Белорусском 22, на 3м Белорусском 19 человек…»
( Надо сказать )
Из "Армии"
кросс в red_bloodhound

Три встречи

Приморская оперативная группа (ПОГ) входила в состав Ленинградского фронта, в 1941-1942 держала оборону на Ораниенбаумском плацдарме в районе населённых пунктов Вяреполь, Терентьево, Лопухинка, Гостилицы и др.
На широком фронте оборонялся 2 батальон 2й бригады моряков, а на правом фланге батальона стояла наша 2я рота. Практически вся наша группировка
находилась в окружении: спереди- противник, сзади- Финский залив. Это была, как тогда говорили, «Малая земля».
На войне, как на войне, лёгкого хлеба не найдёшь, но нам приходилось иногда совсем трудно. Иной раз ни поесть, ни покурить, а бойцовский дух держать нужно. Но настроение было- бить врага и сковывать его в обороне всеми своими активными действиями.
Активность наших действий выражалась главным образом в разведках: разведка боем, действия поисковых групп, действия снайперских групп при постоянно действующем наблюдении- вот основные виды наших активных действий.
Противник, находясь в обороне, занимал преимущественно господствующие высоты и всякие складки местности, населённые пункты и превратил их в древоземляные укрепления с развитой системой укрытий и ходов сообщения. Командование довольно часто проводило операции по захвату таких населённых пунктов, а иные из них переходили из рук в руки по нескольку раз. Например населённый пункт Порожки был нами отбит неоднократно, но позднее был взят противником и удерживался до прорыва блокады.
В обороне сведения о противнике нужно было добывать постоянно. И чтобы захватить языка или, даже, солдатские документы, часто приходилось вести боевые действия, связанные с атакой огневой точки и не всегда это оканчивалось благополучно для нас: несли потери, а иногда и значительные. Если учесть, что в состав поисковых групп, в группы захвата, отбирались лучшие, то станет ясно, потери ощущались очень болезненно: ведь мы не получали пополнения, а ряды наши редели.
Мне приходилось слышать, что на Большой земле разведданные поступают от партизанских групп, но сам я партизан, да и вообще гражданских людей уже года полтора не видел, верил этим слухам мало. Оправившись после проведённой разведки, готовил новую группу на новое место. Но, наконец, пришло время и мне встретиться с такой партизанской группой. И всё обошлось трагично, о чём и хочу написать.
Не помню месяца, но в конце зимы 1942г. из штаба бригады прибыл, кажется, капитан Тищенко, и с ним пятеро гражданских. Ну и мужчины! Мне объяснили, что эти пятеро- партизаны. Их сегодня ночью нужно провести через передний край в тыл противника и оставить там. Вот они какие, партизаны! Все рослые, двое с усами, один с бородой. Лица приветливые, с озорной улыбкой, в фуфайках, кирзовых сапогах, ушанках. Одеты неброско. Двое с немецкими автоматами, у троих наши пистолеты ТТ под фуфайками, без кобур. Все они ленинградцы. Самый молодой парень, ему было 20-22 года, весёлый блондин, сказал, что он со «Светланы», футболист. Вместе мы ужинали у меня в землянке, угощал я их варёной салакой, т. к. две недели ничего другого рота не получала.
Держались ребята так, как будто они и не в тыл противника шли, а едут в подшефный колхоз. До ночи провели время, но о своих задачах никто ни
слова не вымолвил. И ночь то выдалась неподходящая для перехода в тыл противника: тихая, звёздная, прорезанная трассами пулемётных очередей, а над обороной противника как всегда висели светящиеся ракеты. Но, видно, нельзя было ждать подходящей ночи.
Ночью провели их к пулемётному дзоту, что стоял на просеке, бойцы сняли две мины на своём минном поле. И ушли наши партизаны в белых халатах как призраки в эту белую тихую ночь. До утра мы находились на этой точке: передний край противника жил своей обычной жизнью. Значит, не обнаружили…
Так состоялась моя первая, радушная встреча с партизанами. Остальные были трагичны.
Война продолжалась. Части обороняющейся перед нами Голубой дивизии сменились финскими частями {Финны на ораниенбаумском пятачке? Что то новое. Они кроме Карелии где то воевали? И с кем их можно было перепутать?}, что доставило нам немало хлопот. Наша разведка сразу установила, что финны- отличные лыжники и хорошо подготовлены к любым действиям, вели себя очень активно, изучали нашу оборону и пытались проникнуть вглубь её и однажды просочились на участке моей роты вглубь обороны и пытались утащить одного старшину, но тот .бешено сопротивлялся и кончилось тем, что завязалась перестрелка. Старшину, убитого ножом финны бросили, а четверых своих убитых оставили, оттащили метров на 300 и замаскировали. О партизанах я уже
забыл.
Летом 1942 г. я возле своего командного пункта ставил задачу снайперам. Связной телефонист кричит из землянки, что «берёзу» (мой позывной) срочно требуют на «вишню»- это одно из стрелковых отделений в дзоте. Бегу со связным на «вишню». Бойцы по тревоге заняли ячейки, пулемётчики открыли с
амбразур маскировку и положили руки на ручки максима. Настороженная тишина. Рассказывают, что 7 минут назад на просеке был замечен человек, затем прозвучал пистолетный выстрел, а вслед за ним сильный взрыв, как гранатный.
Распорядившись, чтобы прикрывали огнём с позиций, с двумя бойцами иду по просеке, прикрываясь то деревьями то кустами. Подхожу к месту предполагаемого взрыва. Вот минное поле. С нашей стороны сделаны заметки где можно пройти. Слышу стонет человек и даже вижу его через поросли кустарника. Человек резко выкрикивал «Остановись!» и встаёт на колени, в руке Браунинг. Так и стоит, оружие не поднимает. Осторожно подходим. Да ведь это тот же партизан с завода «Светлана»! Сапог на пятке разворочен миной, да и ступня повреждена. Парень просит срочно оказать ему помощь и доставить в штаб бригады. Вынесли, наложили жгут. Кровь не останавливалась. Во время обработки ноги в санвзводе рассказал, что выходил с задания по обстановке, не смог выйти по времени на пункт, где его встречали и по памяти решил выйти на наш передний край в районе, где его провожали через нашу оборону.
Он вышел правильно, долго наблюдал. Узнал нашу форму одежды и выстрелил, чтобы обратить на себя внимание, т. к. опасался нашего минного поля, но он уже находился на нём и, сделав шаг, наступил на мину. Держал себя мужественно, но, глядя на свою забинтованную ногу, сказал, что в футбол ему больше не играть. О смерти не думал. Но я предполагал худшее, так как при таких ранениях миной даже при своевременном оказании медпомощи,
часто наступает смертельный исход от газовой гангрены. К сожалению я не ошибся. Умер он через 4 дня в медсанбате. Об остальных сказал: «Все живы, работают…» Так состоялась моя вторая встреча. Встреча не радостная.
В этом же году, будучи начальником штаба 2го морского батальона, готовил разведку боем и выбрал место на переднем крае в районе «Дедовой горы». Эта гора стоила нам многих жизней. Но на войне есть на войне. Но что там за деревянно-земельным забором с бойницами- в бинокль не увидишь. Нужно туда, за этот чёртов забор, проникнуть нескольким бойцам. Вот и готовили такой боевой поиск. Отходили мы во второй половине дня спокойно, не обнаруженными и не обстрелянными, как чаще всего бывало. Шли уже на нейтральной полосе. Два дозорных шли впереди- охранение. Вот вижу, стоит боец и показывает знаком: остановиться. Остановил группу, сам выдвигаюсь к дозору. Вижу, на поляне метрах 30 лежат два человека в гражданской
одежде. По всему видно- мёртвые. Подходить опасно, миноискателя нет, а на старом минном поле мину распознать трудно. Вросла она в землю и травой заросла. Срезали две жерди, прохлопали место и подошли к лежащим. Узнал. Это были два из оставшихся четырёх, что мы в ту звёздную ночь провожали через свой передний край. Судя по состоянию, они лежали немного: 2-3 дня. Ни птица, ни зверь не успели даже лиц тронуть. У одного оторвана вся левая ступня и перебито левое предплечье, у второго оторвана вся левая ступня, а в запрокинутой голове на виске- пулевая рана с ожогом, возле кисти руки наган. В барабане два патрона стреляных. На руке компас Андрианова. Под фуфайкой, за поясом в клеёнке,- карта.
На карте были пометки значками непонятными. Так и лежат обнявшись.
Мёртвых не спросишь, но разобраться в обстановке можно: выполнив задание прошли передний край противника и через нейтральную полосу шли к нашему переднему краю. Торопились, радовались, шли друг за другом, и попали на минное поле. Много было таких полей и много людей попадало на них. Видимо, первый наступил на мину и, падая, предплечьем разрядил другую. Второй бросился на помощь, но поспешил- сам встал на мину. Лежали, обнявшись, явно сознавая безвыходность своего положения. Первый умер вскоре от потери крови, второй не стал ждать своего смертного часа и
застрелился.
Не стал и я рисковать людьми, выносить с минного поля и хоронить тела. Пометил на своей карте, где их обнаружил. Взял оружие, карту. Попрощался с
погибшими и повёл своих людей на задание. Никто из нас не был уверен, что и после этого задания мы вернёмся живыми, так как не один десяток людей стал жертвами минных полей. О случившемся доложил, карту и оружие сдал. Так трагически состоялась моя третья встреча с партизанами.
Собственно с живыми то была только одна встреча. Но я видел трёх из пяти. Прошли годы, а может те двое из пяти и остались живы? Если живы, то помнят ту ночь и того бородатого лейтенанта, который их провожал и многое другое, что видели они в тылу противника. Обо всём этом нужно рассказать теперь, это очень важно. Но вскоре после этих событий была прорвана ленинградская блокада и под Гостилицами, мы вошли в этот прорыв.
Я больше не сомневался, что кроме нас вели разведку на переднем крае противника и партизаны.